История взаимоотношений с родителями и эмансипации от них.

Биографический материал в основной его части составлен из свидетельств Лестера Хемингуэя (Л.Х.). Сведения и соображения, касающиеся формирования наркогенной предиспозиции, выделены курсивом

Эрнест Миллер Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в семье врача, в Оук-Парке, маленьком поселке недалеко от Чикаго (штат Иллинойс). Его родители Грэйс Эрнестин Холл и Кларенс Эдмундс Хемингуэй познакомились в колледже Оук-Парк, отец закончил его в 1889-м, а мать в 1890 году. Свою свадьбу они отпраздновали осенью 1896 года.

Кларенс

Кларенс был старшим в своей семье. ‑У него было три брата и две сестры. Во время учёбы в колледже он занимался фотографией и играл в футбол, но его истинной любовью была природа. Он интересовался естественными науками, увлекался охотой и рыбалкой, мечтал зарабатывать на жизнь в какой-нибудь дикой местности, среди индейцев. Его брак с Грэйс покончил с этой мечтой, так как она была решительно против подобной романтики. В итоге после окончания медицинского колледжа ему пришлось угомониться и открыть практику там, где он жил, в Оук-Парк. Работая медицинским экспертом на три страховые компании, Кларенс возглавлял также акушерское отделение в клинике Оук-Парк и за свою жизнь принял более 3-х тысяч родов. Эта его специализация (акушерство) позволяет предполагать наличие в психологической структуре отца Э. Хемингуэя неизжитой связи с материнским началом... Вероятно она же могла предопределить и его подчинённое положение в отношениях с Грэйс. Вообще, Кларенс был человеком нервным, все время ощущавшим себя неудачником из-за своей слабохарактерности. В 1928 году, погрязнув в долгах и обнаружив у себя прогрессирующий диабет, он застрелился.

Грэйс

Что касается юности матери Э. Хемингуэя, Грэйс, то она прошла в южной части Чикаго и в районе Оук-парк. Рано проявив склонность к игре на фортепиано, Грэйс продолжила своё музыкальное образование, занимаясь пением. Она мечтала стать великой оперной певицей, так как обладала красивым контральто и несомненным музыкальным талантом. Она дебютировала в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке. О её выступлении с восторгом отзывались критики. Но слишком чувствительные глаза Грэйс не смогли вынести яркого света рампы. Семья решила пресечь дальнейшие подобные попытки и вернула её обратно в Оук-Парк. Здесь, выйдя замуж за подающего надежды молодого врача, доктора Хемингуэя, она начала давать уроки игры на фортепьяно и всю последующую жизнь страдала страшными мигренями...

«У матери был чудесный тембр голоса. Отец всегда признавал, что именно в её голос он влюбился. С этим нельзя было не согласиться. Её дарованное природой дыхание и способность управлять диафрагмой могли производить прекрасное вибрато, и она великолепно брала высокие ноты. Во второй половине века лишь немногие женщины могли сравниться с ней в пении» (Л.Х.).

В семье Хемингуэй было четыре дочери и два сына: Марселина (1898), Эрнест (1899), Урсула (1902), Мадлен (1904), Кэрол (1911) и Лестер (1915).

Грэйс и дети

«Старшая сестра Марселлайн родилась в 1898 году. Когда 21 июля 1899 года родился Эрнест, она была уже окрепшим ребёнком... Пытаясь во всем догнать Марселлайн, Эрнест всё схватывал на лету...» (Л.Х.). Эта ранняя установка на конкуренцию позже обнаруживалась на протяжении всей жизни Эрнеста.

«Марси была такой очаровательной, что Эрни должно было исполниться два года, прежде чем ему удалось привлечь к себе равную долю внимания», — вспоминала мать годы спустя. Лишь после он стал очень независимым ребёнком (Л. Х.). По всей видимости, старшая сестра была действительно серьёзным конкурентом для Эрнеста с самого раннего возраста, так что ему для получения материнского внимания приходилось обнаруживать разные средства. Как известно, для достижения этой цели они вовсе не обязательно должны нравиться матери. Если же мать проявляет хотя бы какое-то предпочтение другому ребёнку, предпочтительными средствами привлечения её внимания зачастую оказываются те, которые явно досаждают ей. Подобным образом дело обстоит и в том случае, когда основной акцент в воспитании делается не на эмоциональном поощрении (одобрении) хорошего поведения, а на осуждении плохого.

«Один из первых приемов привлечения внимания, усвоенных Эрнестом, было использование «грешных слов», как их называла мать. «Иди-ка помой свой рот с мылом» было типичной командой в семье Хемингуэй, и список слов, которые наши родители относили к непристойным, был достаточно длинным. Это наказание подчеркивало силу слов. Эрнест знал вкус мыла с раннего возраста. Это также было знакомо нашим сестрам, ну и мне, естественно. Дальнейшая репутация Эрнеста как реалиста была частично сформирована его виртуозным владением этими самыми словами. И однажды он написал статью для журнала «Эсквайр», под заголовком «В защиту грязных слов» (Л.Х.). Думается «мытьё рта с мылом» было не последним фактором из числа предопределивших пристрастие к табаку будущего нобелевского лауреата...

Конкуренция между детьми за материнское внимание тем острее, чем больше в семье детей и чем меньше мать наделена родительскими качествами. Есть достаточно свидетельств того, что мера одарённости этими качествами Грэйс была недостаточной.

«С самого начала в семье Хемингуэй было принято нанимать всевозможных нянь и помощниц. Кроме распевания колыбельных и кормления грудью, у нашей матери не было свойственных домохозяйке талантов. Она терпеть не могла пеленок, плохие манеры, расстройства желудка, уборку и стряпню. Каждому ребёнку должна была оказываться значительная посторонняя помощь в обучении ходить, говорить и заботиться о самом себе» (Л. Х.).

«Для матери было тяжело справляться с шестью чадами. Так что она поручала старшим приглядывать за младшими, но при этом свести к минимуму нарушения этикета. Как только возникал серьёзный эмоциональный кризис, она сразу мчалась в свою комнату, задергивала шторы и заявляла, что у неё страшная головная боль. Любые действия, противоречащие её желаниям, всегда приводили к кризису. Пока дети росли, такое случалось сотни раз» (Л. Х.). Грэйс была основной формообразующей фигурой семейства Хемингуэй, однако в делах воспитания супруги были солидарны, руководствуясь при этом общими для них ценностями.

«Наши родители строили свою жизнь и жизнь своих детей на основе морали Викторианской эпохи, в которой они выросли. Были правила, которые нельзя было нарушить, и надежды, которые обязательно должны были сбыться. Индивидуальность с её особыми потребностями стояла на втором плане. Если порядок вещей каким-то образом нарушался, самой мудрой линией поведения считалось изящное и благородное притворство, которое именовалось «искуплением». И делалось это в соответствии с законом, церковной моралью и мнением общества» (Л. Х.).

Есть основания полагать, что ещё в эдиповом возрасте Эрнест вошёл в серьёзное противоречие с установками родителей¹.

«Я знаю, что, когда Эрнесту было пять лет, между ним и родителями существовали противоречия, но у меня также нет на это ответов» (Л. Х.).

Войдя в психологический конфликт с матерью, Эрнест был обречён отрицать всей своей жизнью все слагаемые её образа жизни. Так оно и случилось: и сам он, и герои его произведений в корне противоречили мировоззрению, которое навязывали своим детям супруги Хемингуэй.

«Когда наши родители прочитали окончательный вариант романа «И восходит солнце», они были в таком же замешательстве и шоке, как послушницы монастыря при посещении дома терпимости. Само их прочтение этого было столь же невероятно, как и подобное посещение, за исключением того, что автором был их собственный сын. Они даже не знали, что и думать о сценах и действующих лицах книги. Я помню, их душевное равновесие пошатнулось настолько, что жизнь в доме напоминала попытки ходить по пустой яичной скорлупе и чтобы при этом её не раздавить. Произведение именовали не иначе, как «та книга», и произносили эту фразу страшным тоном» (Л. Х.). Такова была атмосфера в семье, определённая матерью Эрнеста. А о его отношении к ней самой красноречиво свидетельствует его реакция на её смерть.

«Когда в 1951 году умерла наша мать, он продолжал напряженно работать. Перспектива увидеть удручающее зрелище повлияла бы на его творчество. Когда он узнал о похоронных приготовлениях, то послал одной из сестер деньги и записку с просьбой пригласить всех на поминки от его имени и позаботиться обо всём необходимом» (Л. Х.).

Свою мать Эрнест пережил на 10 лет.